Владислав Иноземцев

| SLON

Практически вся риторика нынешней российской власти выстроена вокруг идеи возвращения стране «утраченного величия» – и сложно спорить с тем, что этот лозунг оказывается популярен практически в любом обществе.

Достаточно вспомнить, что один из фаворитов президентской гонки в США, Дональд Трамп, выбрал девизом избирательной кампании слоган «Сделаем Америку снова великой!». Однако отношение к величию в двух странах абсолютно разное, что легко прослеживается по нескольким направлениям.

Во-первых, для России (и это выглядит естественным следствием истории) важнейшими измерителями величия всегда были территория и военная мощь. На протяжении столетий страна подвергалась нападениям то с Востока, то с Запада, и это выработало «защитную» реакцию, выражавшуюся в том числе и в собственной повышенной агрессивности. Россия – типичная страна XIX века, верящая в оборонительный потенциал континентальных пространств и силу массовой мобилизации. Однако большие территории сегодня перестают связывать людей, становясь скорее фетишем, и налагают на страну существенные ограничители развития, вместо того, чтобы давать новые шансы; территории распределены – и чтобы «расшириться», стране придётся нести колоссальные издержки. Ирак, захватив в 1990 г. Кувейт (и расширив тем самым свою территорию на 4,1%), подписал себе приговор; Россия, присоединив Крым (и увеличившись на 0,15%), встала на путь мирового изгоя. Америка же ориентирована на удержание своих позиций, а не на их расширение (по крайней мере – не в буквальном смысле); связывает свои перспективы с морской, а не континентальной экономикой; и, будучи оставленной «в покое», стремительно девальвирует значение военной силы: после окончания «холодной войны» армия была сокращена более чем в 1,5 раза, а военные расходы – почти на 30%; то же самое происходило после Второй мировой и Вьетнамской войн. Идея мощи отделена в американском сознании от идеи величия, но они соединены в российском, и это первая наша большая проблема.

Во-вторых, в России идея величия практически никогда не воспринимается вне контекста борьбы. Мы как бы исходим из того, что пресловутое величие дано нам изначально («Москва – третий Рим»), по праву наследования или по воле Провидения. Поэтому его отсутствие воспринимается не только как аномалия – но, что важнее, как результат влияния внешних сил, как следствие того, что мир «ополчается» против России. Иначе говоря, парадигма русского менталитета основана на формуле: у нас всё было бы замечательно, если бы нам не мешали.

Полный текст статьи на портале SLON