Дмитрий Быков

| Профиль

Если бы российская власть проявила чуть больше ума и дальновидности, Удальцов был бы ее сторонником, причем полезным

Фантаст Михаил Успенский заметил когда-то, что первая примета деградирующих систем — роковая неспособность различать своих и чужих. Советский Союз очень долго — до начала семидесятых — считал Галича своим, а Высоцкого с самого начала — чужим. Тогда как было ровно наоборот. Просто власти верили конформизму Галича, до поры сочинявшему хорошие советские сценарии. А вот темперамент Высоцкого и его неумение тихо себя вести были подозрительны дряхлеющему государству. Оно делало ставку на тихих, а не на тех, кто мог бы влить в него свежую кровь. Ну и сгнило.

Это я, как вы понимаете, про приговор Удальцову и Развозжаеву. Надо быть в самом деле слепым, дряхлым и пугливым, чтобы в леваке и патриоте Удальцове не распознать своего. Да, он шумный, да, выходит на митинги, — но почитайте, что он пишет о присоединении Крыма и о феномене Новороссии. Это не попытка понравиться российскому правосудию — он с этим правосудием неоднократно имел дело и никаких иллюзий по его поводу не питает. Это его искренняя позиция, и если бы российская власть проявила чуть больше ума и дальновидности, Удальцов был бы ее сторонником, причем полезным, темпераментным и убедительным для большинства. Он бы митинговал не против Путина, а за. Потому что в душе он вполне лоялен — только не лично к Путину (личный подхалимаж дешево стоит и сдувается вместе с рейтингом), а к советскому проекту. Эту-то лояльность и надо бы использовать, а не формировать путинский пропагандистский пул из квазифилософов, любящих поразмышлять о суверенности. Вообще симпатии значительной части российских интеллигентов, — из тех, что откликаются именно на слова или интонацию, а не на смысл, — завоевать несложно. Надо было меньше запрещать, меньше угрожать, не создавать очередную иллюзию единомыслия — и тогда, глядишь, никто не обзывал бы патриотов «ватниками». Удальцов ведь искренний, привыкший рисковать, у него темперамент борца, и ясное дело, что такие сторонники эстетически привлекательней единороссов.

Наверное, то, что я сейчас говорю, цинично. Но, во-первых, по сравнению с государственными цинизмом, с абсолютной безбашенностью отечественных патриотических идеологов, все это цветочки. А во-вторых, еще Алексей К. Толстой советовал «повесить Станислава всем вожакам на шеи», то есть перекупить оппозицию. О, разумеется, не деньгами — они же все бескорыстные ребята! Но есть вещь, на которую покупаются все порядочные люди: иллюзия будущего, надежда на совместный труд, обещание привлечь к государственному строительству не верных, а прежде всего умных! Николай I перекупил декабристов именно этим — я, говорит, единомышленник ваш! Я сам бы провел все эти же реформы! Ну, они и покаялись, и все рассказали ему, и даже с энтузиазмом сдавали друг друга. Он воспользовался и закатал всех в каторгу. А если бы ему хватило ума и смелости — или циничного расчета, может быть, иначе распорядиться интеллектуальным и нравственным потенциалом лучшей части общества, которая хотела реформ и не желала для себя никаких личных выгод, то и царствование его вспоминалось бы как время расцвета, а не как тридцатилетний заморозок с утратой бесчисленных шансов. И Пушкин был бы жив, и Лермонтов, и Крымская война закончилась бы прямо противоположным образом.

Я не единомышленник Удальцова по большинству ключевых вопросов современности. А то, что он говорит о Крыме и Новороссии, мне и вовсе поперек души. Но я не могу не видеть, что человек он бескорыстный и храбрый, и если бы современное российское руководство опиралось на людей вроде него, не клеймило бы всякого своего оппонента врагом России и не сплачивало страну страхом, отвечая на внешние вызовы внутренними зажимами, — глядишь, со временем лояльность перестала бы восприниматься как позор. Ведь это только наше, российское и не самое продуктивное ноу-хау — в экстремальных ситуациях первым делом набрасываться на инакомыслящих, прекращать всякую политическую жизнь и огрызаться на добрые советы. Вот Украина: некоторые уже успели упрекнуть ее в том, что она во время боевых действий позволяет себе менять премьера. А что такого? Война войной, полемика полемикой, и пока армия воюет — правительство имеет право на расколы, отставки, политические дискуссии: нельзя же так, чтобы война — и сразу все сплотились вокруг единственно верной платформы, а то и вокруг абсолютного лидера! Ахейцы победили троянцев именно потому, что были менее авторитарны, более свободны, а стало быть, надежней мотивированы. Что это за патриотизм, расцветающий только при железобетонном запрете любого самостоятельного мышления? При таких обстоятельствах война станет единственным источником легитимности — как и было при Сталине, — и любить власть можно будет только в условиях массового отступления по всем фронтам, так что при первых колебаниях рейтинга власть будет вовлекать страну в войну и покупать свою неколебимость слишком дорогой ценой.

Оно, конечно, понятно, почему дряхлеющая власть опирается на тихих. Ей, как всем старикам, страшны «громкие». И уж конечно, новороссийские пассионарии ей тоже классово чужды. Ей милей всего прикупленные, которых можно при случае одернуть: эй, любезный! не возражать! мы все про тебя знаем! Но ведь такая гнилая опора рухнет при первом ветре. Если всю жизнь возвышать Киселевых и сажать Удальцовых — ваша пирамида будет стремительно обрушиваться, как в семнадцатом и девяносто первом, и не сказать, чтобы стране после этих обрушений стало сильно лучше.