Владислав Иноземцев: Привычка к кризису
О том, почему власти не торопятся реагировать на падение экономики.
Несмотря на углубляющийся экономический кризис, российские власти, кажется, не слишком торопятся не только с разработкой антикризисной программы, но и с простым реагированием на происходящее. По мнению многих экспертов, налицо пренебрежение властей угрожающим ростом социального недовольства и полное игнорирование снижающегося уровня жизни подавляющего большинства населения.
Все больше авторов сегодня ищут причины подобного положения дел, объясняя его несогласованностью действий бюрократического аппарата, ошибками в оценке глубины проблем и даже тем, что правительство настолько уверено в неизбежности войны или иных схожих потрясений, что опасается тратить резервы и готово и дальше наблюдать снижение доходов граждан, считая его наименьшей из существующих угроз.
В отличие от этих политологов, я не вижу в политике властей тех ошибок, которые кажутся им столь очевидными.
Действительно, сегодня много говорится о том, что правительство не хочет тратить резервы, повышая пенсии и социальные пособия, поддерживая банки и промышленные предприятия, но это не значит, что на самом деле оно их не тратит. Как ни крути, принятый прошлой осенью с расчетом на цену нефти $50 за баррель бюджет на 2016 год имеет дефицит более чем 2,4 трлн руб. — и его придется покрыть из резервных фондов, так как, судя по всему, ни «большая приватизация», ни внешние заимствования денег в казну не принесут.
Поэтому рассуждения о «сбережении резервов» как минимум не очень точны. Что же касается трат на поддержку банковской системы или промышленности, то первые продолжаются (вместе с совершенно разумной «зачисткой» несостоятельных банков, а вторые никогда не были эффективными (сколько ни поддерживай «АвтоВАЗ», его результаты потребуют лишь еще большей поддержки). Наконец,
пресловутое повышение пенсий и зарплат госслужащих сегодня также не выглядит первоочередной задачей — пока ни пенсионеры, ни чиновники бунтовать не собираются.
Оценивая политику властей, я бы пока назвал ее довольно реалистической. Кремль четко выделил определенные группы населения и некоторые направления, которые он считает приоритетными. Это, прежде всего, оборонная промышленность — буквально на днях появились сообщения о том, что предполагавшийся бюджетный секвестр ее не коснется, — внутренняя безопасность, поддержка отдельных регионов и, что крайне важно, сохранение финансовой стабильности и недопущение резких скачков цен.
То, что российское руководство готовится к большой войне и ради этого «сохраняет резервы», представляется мне в высшей мере иррациональным.
Даже такие талантливые руководители, которые собрались сейчас вокруг Путина, не могут не понимать, что война со странами, в которых размещены твои резервные фонды, немедленно их обнулит. Достаточно вспомнить, что в рамках крайне жестких международных санкций против Ирана — даже не войны — в иностранных банках (причем не только западных, но и китайских) было заблокировано $101,6 млрд. Поэтому готовиться к войне и потому не тратить резервы — самая странная тактика, которую только можно избрать.
Реалистичность проводимого ныне курса дополняется, разумеется, явно присущей Путину и его окружению нерешительностью, которая проявляется практически всякий раз, когда дело касается экономических проблем. Однако в нынешней ситуации такая нерешительность также вряд ли может быть объектом жесткой критики — просто потому, что ситуация зависит от слишком большого числа внешних факторов, над которыми российские руководители не имеют контроля.
Убеждая самих себя на протяжении многих месяцев, что цена на нефть не может упасть до $20 за баррель и ниже, кремлевские стратеги вряд ли начнут предпринимать какие-то решительные шаги во внутренней экономической политике в тот момент, когда котировки демонстрируют признаки восстановления.
Доказывая всем и каждому, что экономика «достигла дна», они вряд ли будут пытаться расширять антикризисную программу в тот момент, когда падение впервые несколько приостановилось.
На мой взгляд, правительство в наши дни — и в этом их существенное отличие от 2008–2009 годов — исходит из нескольких допущений.
Во-первых, сам факт отказа от масштабного стимулирования промышленности и населения указывает на понимание властями долгого характера кризиса — и это правильный исходный пункт (даже если нефть отскочит до $50–60 за баррель, это не выведет российскую экономику на траекторию устойчивого роста).
Во-вторых, приняв это допущение, власти пытаются понять, какими окажутся в новой реальности хозяйственные пропорции, сколь значительным станет в ближайшие месяцы сжатие совокупного спроса, увеличится ли безработица, сумеют ли крупные частные компании продолжить свою деятельность в прежнем режиме.
Сегодня в экономике нет недостатка денег как таковых — есть оцепенение экономических агентов, воздерживающихся от инвестиций.
Чтобы процесс возобновился, предприниматели должны убедиться в том, что улучшение в экономике является не фиктивным, вызванным мимолетной государственной поддержкой части отраслей, а долговременным.
В-третьих, власти не ожидают общественных протестов, о которых говорят сегодня оппозиционеры, они видят, что недовольство имеет сейчас точечный характер, и принимают адекватные меры в ответ (например, увольняя губернатора Забайкальского края, чьи действия возмущали учителей и врачей в регионе).
Самое главное, что позволяет считать это допущение верным, — это то, что в ходе нынешнего кризиса никто не отнимает у незащищенных групп каких-то льгот (как было во время «монетизации»), а инфляция, повышение курса доллара и даже рост цен на услуги ЖКХ касаются большинства граждан практически в равной степени.
Основываясь на том, что высокая поддержка президента (его переизбрания на очередной срок, согласно опросу ВЦИОМа, желают 74% россиян), а кризис будет долгим, правительство, на мой взгляд, вырабатывает сегодня тактику «предельно малого вмешательства» в экономику. Некоторое повышение цен на нефть, видимо, остановит начавшуюся было дискуссию о повышении налогов на добывающие сектора экономики; правительство, вероятно, воздержится от наиболее одиозных мер, планировавшихся на конец года (повышение акцизов с 1 апреля может оказаться последним в этом ряду). Банк России в условиях некоторой стабилизации рубля сумеет серьезно сократить инфляцию. Проблема, однако, заключается в том, что все эти меры не прекратят спада — они лишь сделают его более управляемым и, что самое важное, привычным.
Если говорить предельно прямо, то власти проводят сегодня курс, который направлен на воспитание у населения ощущения рутинизации кризиса.
Не будучи в силах противостоять негативным явлениям, они предпочитают в нынешней ситуации плыть по течению, тем более что порогов и стремнин на пути следования пока не видно. Именно это, а не перспектива войны или нечто подобное и должно, на мой взгляд, тревожить российских либералов, так как наиболее опасно для продвигаемой ими повестки дня.
На протяжении ближайших 12 месяцев мы увидим реальное отношение населения к кризису, тем более что на этот период приходятся выборы в новую Государственную думу.
Власти надеются — и небезосновательно — что граждане интерпретируют нисходящую экономическую динамику как обусловленную внешними обстоятельствами (падением цен на нефть, западными санкциями, враждебностью некоторых иностранных государств и т.д.). Если они получат мандат доверия (в чем лично у меня мало сомнений), то смогут продолжать свою политику «невмешательства в экономику» еще некоторое время — как минимум до президентских выборов 2018 года, приближать которые было бы демонстрацией собственной слабости.
И, думается мне, только в том случае, если к лету 2018 года цены на нефть останутся в диапазоне $40–50 за баррель, экономика России будет пребывать в слабой рецессии, а отношения с внешним миром не нормализируются, власти задумаются об изменениях в экономической политике.
При таком сценарии остается лишь один вопрос: к лету 2018-го кризис будет продолжаться уже четыре года, а общее нестабильное состояние экономики России (премьер-министр Медведев был прав, когда констатировал, что страна вошла в кризис 2015 года, даже не выйдя из кризиса 2008–2009 годов) — почти десять лет, не значит ли это, что Россия привыкнет жить в состоянии скольжения по наклонной плоскости вниз?
Этот сценарий представляется мне очень вероятным — и именно ощущение нормальности стагнации и кажется самым опасным последствием сегодняшнего курса властей. Привыкание к спаду способно на неопределенно долгий срок сохранить у власти элиту, но ведет страну в тупик, разлагает общество, выталкивает за рубеж наиболее талантливых и перспективных сограждан.
Нынешний курс я бы назвал оптимальным с точки зрения сохранения политического режима, но катастрофическим для страны, однако не советовал бы надеяться на его изменения до тех пор, пока большинство населения искренне считает, что «Россия — это Путин, а Путин — это Россия».
