ЭФФЕКТ И ВЫХОД
О вариантах противостояния американским санкциям и их последствиях
После объявления новых санкций США, оформленных в виде исполнительного указа Джо Байдена, хлесткость кнута (драконовских мер нет, но слово «всеобъемлющий» есть), равно как и степень сладости пряников (приглашения на «встречу в третьей стране» есть, а тем нет) на первый взгляд выглядят противоречиво. Не сказать, что чередование температур так уж непривычно для России: культ горячей бани и снег приучили получать удовольствие от такой экстремальной непоследовательности. Однако в отношениях с США банного катарсиса все никак не происходит: температура только поднимается, а вместо освежающего сугроба высок риск получить пенопластовую декорацию.
Последнее вполне логично и определяется глубинными противоречиями между странами. Увы, искреннего желания многих людей «встретить президентов» и решить все проблемы разом и миром недостаточно для успеха переговоров. С позитивной повесткой плохо, доверия к переговорам нет, идет лишь обмен мнениями о желаемых ролях партнера. Вашингтон, по сути, требует от Москвы «не влиять» (именно попытки влияния на «восприятие» американцев трактуются как вмешательство), Москва требует от Вашингтона «не учить жить», призывая освоиться в многополярном мире и забыть о распределении ролей образца 1992 года. Диалог честный и нужный, но не особо способствующий плодотворному саммиту: сложно обсуждать планы на отпуск, оформляя развод.
Выступая с посланием Федеральному собранию 21 апреля, президент Владимир Путин отметил: Россия в своей внешней политике ведет себя в высшей степени сдержанно, хотя для некоторых стран «цеплять» Москву стало своего рода видом спорта. По словам главы государства, РФ хочет добрых отношений со всеми государствами, однако при необходимости будет отвечать, а главное — сама определять красные линии в контактах с другими странами в каждом конкретном случае.
Между тем нет оснований считать новые санкции США поднятием переговорных ставок. Это, наоборот, весьма четкая и последовательная декларация о намерениях: американцы заявляют, что хотят сотрудничать там, где это отвечает их интересам. Сферы, перечисленные в новом санкционном указе, в этот перечень, очевидно, не входят, по ним и вводятся санкции. Что входит, кроме новой стратегической стабильности, по которой нет проработанной повестки, и деконфликтинга в Сирии, Арктике и Европе, который идет по линии военных, а не непосредственно глав государств, не очень понятно.
В указе с ясностью лучше: потенциально санкционировать обещают любую компанию и сферу, не симпатичную американским национальным интересам. Оговорка Байдена про добрую волю не применять этот кнут при определенных условиях не вселяет чувства успокоения. К ружью на стене в санкционных документах принято относиться весьма однозначно — оценивать не намерения, а возможности, особенно если речь идет об отношениях со страной-противником, как торжественно и открыто теперь именуют друг друга Вашингтон и Москва.
Эффект новых санкций, как и в принципе любых односторонних санкций, «в моменте» для мировой экономики не то что несущественный — мелкая вмешивающаяся переменная. Самые разрушительные санкционные кампании, например против Ирана в 2013–2014 годах, стоят до 10% ВВП максимум и только стране-цели. Глобальные кризисы, войны, пандемия обходятся дороже существенно большему числу участников. Эффект же большинства санкционных кампаний США колеблется в пределах 1–3% ВВП с медианным значением около 1,5%. Собственно, даже российский рынок к концу недели «выдохнул», а биржи дипломатическая «поножовщина» и вовсе почти не потревожила.
Интереснее долгосрочный эффект санкций на международную систему: они меняют представления о глобальных сетях. Каркас глобализационного проекта XX века был построен на предоставлении США ключевых «коммуникаций» в общее пользование. Односторонние санкции — открытое признание, что сети-то общие, но КПП в них никто делиться не намерен.
Политически это должно означать неприемлемость проекта для широкого круга участников в долгосрочной перспективе. Именно участие в контроле за сетями — финансовыми, информационными, технологическими — сегодня становится центральным вопросом в дизайне будущей международной системы. Перспективы альтернативных систем, главным качеством которых должна быть невозможность монополии над КПП, сегодня вырисовываются отчетливее.
Оговоримся сразу: когда проблема недружественных КПП была проблемой только Ирана и немного России, большинство незападных стран, конечно, «умом понимало», что это признак не самой надежной системы для всех, но нести серьезные издержки по созданию новой было не готово. Сегодня, когда мощная санкционная программа действует против Китая, риски вторичных санкций затрагивают уже существенно большее число стран. Для России новый санкционный пакет задает вполне ясные координаты: будет сложнее, но рядом сложнее будет и все большему числу стран.
Издержки страны по управлению санкционным риском будут повышаться. При этом возможности Москвы по созданию ощутимых и одновременно политически приемлемых издержек антироссийских санкций для США ограничены. Это означает, что стратегически придерживаться двустороннего подхода в своей антисанкционной политике невыгодно: «перебить повестку» можно сотрудничеством с другими странами, увеличивая не тактические, а стратегические издержки политики односторонних санкций США.
Однако для этого необходимо создание не инструментов «подполья», позволяющих в моменте обходить те или иные ограничения, а предложение и создание с другими открытой альтернативной системы, лишенной недостатка системы американской — монопольного контроля над ее КПП. Это сложно и демотивирующе для государств с большими международными амбициями — Китая, Индии, даже отдельных региональных держав. Однако попытки предложить что-то меньшее, равно как и сделать то же самое, но просто неамериканское, вероятно, не имеют оптимистичных перспектив.
