Фотоматериалы

Фотографии с мероприятий, организуемых при участии СВОП.

Видеоматериалы

Выступления членов СВОП и мероприятия с их участием: видео.

Проекты

Масштабные тематические проекты, реализуемые СВОП.

Home » Главная, Новости

«ЦЕЛЬ ДИКТАТУРЫ – АТОМИЗИРОВАННОЕ ОБЩЕСТВО»

21.06.2021 – 02:18 Без комментариев

Владимир Рыжков

Радиостанция «Эхо Москвы»

«Всё, что мы видим – это признаки перерастания авторитаризма в диктатуру»


И.Воробьёва: Здравствуйте, это программа «Особое мнение», меня зовут Ирина Воробьёва, и сегодня со своим особым мнением политик Владимир Рыжков. Владимир, добрый вечер!

В.Рыжков: Да, тут мне пишут, что я похудел. Девушки и юноши, если хотите похудеть – идите на выборы.

И.Воробьёва: Вот так.

В.Рыжков: Вот что я могу сказать. Идите на выборы, и вам гарантированы минус несколько килограмм.

И.Воробьёва: Сейчас поговорим об этом тоже. А верно ли утверждение, что в России сегодня оппозиционный политик, каждый оппозиционный политик стоит перед выбором: уехать или сесть?

В.Рыжков: Ну это с каждым днём становится всё более верным, потому что я даже не смогу сосчитать количество друзей, которые эмигрировали и не могут вернуться. Сначала это были единицы. Я помню, одним из первых, Ира, вы помните тоже, уехал Гарри Каспаров, когда, по-моему, пять или шесть дней его продержали на Петровке, 38. Он потом приехал в студию, у них был потрясающий разговор с Анатолием Карповым, они сидели в этой студии, кстати говоря.

И.Воробьёва: Да, он его поддержал тогда.

В.Рыжков: Карпов его поддержал тогда, мы с ним вместе ездили на Петровку.

И.Воробьёва: Там были одиночные пикеты даже.

В.Рыжков: Там были одиночные пикеты, мы с чемпионом мира Карповым пытались попасть в камеру, нас не пустили к Каспарову. Потом, когда Гарри вышел, мы приехали в эту студию, я вёл этот разговор. И вот он был один из первых тогда – он вскоре после этого задержания уехал. А потом уже всё больше и больше, как снежный ком. И сейчас у меня целые такие диаспоры друзей в Риге, в Вильнюсе, в Таллине, в Праге, вот теперь Гудковы в Болгарии. Очень много в Америке, в Германии. По-моему, уже нет ни одной европейской столицы, где не была бы небольшая диаспора российских оппозиционеров.

Так что, действительно, репрессии расширяются, давление растёт, я сам с этим столкнулся в апреле – с совершенно необоснованным задержанием и осуждением за якобы организацию акции 21 апреля. И эти новые решения, которые сейчас приняты, признание ФБК экстремистской организацией, могут коснуться уже сотен тысяч людей – утекла же база на 450 тысяч человек, и мы знаем, как людей увольняют уже из этой базы, и мы знаем, как людям угрожают из этой базы, а теоретически, по тому закону, который они приняли, можно преследовать уже и задним числом, теперь на выборы… Фактически сейчас, прикрываясь этим законом об экстремизме, можно остановить любого кандидата. И обратите внимание, сколько людей подвергается уголовным преследованиям из числа тех, кто заявлял о своём намерении идти в Госдуму. Поэтому риски огромные. Тут скорее выбор такой: либо ты прекращаешь заниматься политической деятельностью, молчишь – видимо, этого и добиваются, что все примолкли – молчишь, ничего не говоришь, не пишешь, нигде не выступаешь. Либо ты подвергаешься репрессии – в таком случае тебя могут вынудить к отъезду, как это сделали с Димой Гудковым.

И.Воробьёва: А вы почему продолжаете заниматься политикой при такой нездоровой ситуации?

В.Рыжков: По глупости. Просто я объявил довольно давно, я, по-моему, объявил ещё первого апреля, в День смеха – я не думал, что мне будет так смешно потом.

И.Воробьёва: Это была не шутка?

В.Рыжков: Да, это не шутка была. Я первого апреля впервые сказал, что пойду по 37-му округу, а я, Ира, так привык, что, если я сказал – я так и делаю.

И.Воробьёва: Это Мосгордума.

В.Рыжков: Да, это Мосгордума, я думаю, что, если бы я заявился на Госдуму – возможно, я бы уже не сидел сейчас в этой студии. Почему-то мы сейчас видим, что Госдума у них вызывает такую паранойю, у наших властей

И.Воробьёва: Почему?

В.Рыжков: Я думаю, что две причины. Первая причина, мы её хорошо знаем по опросам — рейтинг партии очень низкий. Я имею в виду «Единую Россию». Настроение избирателей – не поддерживать в этом году «Единую Россию». И власти боятся, видимо, вот того эффекта, который… Я не знаю, вы помните? Я-то хорошо помню, 1989-й год…

И.Воробьёва: Мне было 6 лет, простите.

В.Рыжков: А я это хорошо помню, я даже успел поучаствовать – я сам не участвовал как кандидат, но я помогал кандидатам в 1989-м году. И вот этих всех первых секретарей, вторых секретарей, директоров заводов, председателей Облисполкомов и Райисполкомов выносили просто вперёд ногами на выборах, и любой лаборант и любой оппозиционер – Боря Немцов, например, они просто побеждали с огромным отрывом, потому что власть обрыдла к тому времени и так далее. Я не хочу сказать, что сейчас настолько острая ситуация для «Единой России», пока не настолько острая, но она для них плохая. И я думаю, что этот страх повторения 89-го года, страх, что люди будут голосовать за любого оппозиционера, а уже тем более если будет «умное голосование», а уж тем более если будет консолидация избирателей против – то они просто проиграют выборы. Поэтому, видимо, страх этого проигрыша, страх обвала заставляет власти просто зачищать всё: Любовь Соболь, Дмитрий Гудков, вот сегодня утром муниципальный депутат, женщина, которая где-то…

И.Воробьёва: С обыском пришли.

В.Рыжков: … которая где-то заявила, что на Думу собирается – это что вообще? Поэтому именно страх потерять контроль над Думой – это одна из причин этих репрессий против оппозиционеров.

И.Воробьёва: Когда люди говорят или какие-нибудь эксперты, или политики, что Путин испугался – это же неправда, он же ничего не боится – разве нет?

В.Рыжков: Да, это неправильная оценка, такой расхожий мем, кто там сидит в бункере и трясётся – конечно, нет. Есть замечательная книга, всем её рекомендую, книга Ильи Шаблинского и Елены Лукьяновой про авторитарные режимы, где они показывают – они просто описывают авторитарные режимы XX века везде: Латинская Америка, Франко, Салазар, Филиппины, Индонезия, Пакистан… Авторитарных режимов же очень много, до сих пор многие десятки. Мы тут не исключение. Один из выводов этой книги заключается в том, что авторитарные режимы обычно без проблем выигрывают выборы, потому что выборы в авторитарных режимах – это специальное мероприятие. Они устроены в авторитарных режимах именно так, что проиграть их невозможно. И чтобы выигрывать выборы в авторитарных режимах, авторитарные режимы применяют одни и те же методы.

Вы думаете, только у нас репрессируют? Да в любом авторитарном режиме. Вы думаете, только у нас не допускают до выборов? Да в любом авторитарном режиме. Думаете, только у нас фабрикуют уголовные дела? Да в любом! Поэтому авторитарные режимы для того, чтобы обеспечить сохранение власти, вот они применяют. Когда он популярен режим, по экономическим, скажем, причинам – ему нет нужды всех сажать. Когда он теряет популярность – он начинает сажать. Когда не хватает посадок – он начинает фальсифицировать, мы всё это видим на наших глазах.

Когда мы говорим, что Путин боится – он не боится, он управляет. Это совершенно разные вещи. Если он боится – он паникует. А он управляет, то есть: «А, упал рейтинг, ну убирайте оппозицию с выборов. А, что, и это не помогает? Ну ладно, ну нарисуйте там». Он даже не заморачивается, я думаю, даже в детали не вникает, он, видимо, просто ставит задачи. Кому он ставит задачи? Кириенко, силовикам. Вот вам задача, идите решайте. А как вы её решите, ваше дело.

И.Воробьёва: А, то есть, испуган не Путин, а те, кто ниже находится, условно говоря, потому что на прошлый вопрос отвечая, вы говорите…

В.Рыжков: Вы чего думаете, «Э-шники» испуганы что ли?

И.Воробьёва: Ну вы же говорили, раз уголовные дела и Госдуму – вы сказали, что это какой-то страх партии власти.

В.Рыжков: Нет, вот страхов нет. Очень просто всё. Когда я говорю о страхе, я говорю не о страхе как о человеческой эмоции. Я говорю о расчёте. Это разные вещи. Страха как эмоции у них нет, они же эти… Короеды? Нет, не короеды, скарабеи… Вот они же будут перемалывать людей. У нас же, как правило, любая мера пресечения – арест. Плевать на детей, на семью, что ломают судьбу, ломают ребёнку будущее – плевать, они перемалывают людей с удовольствием, страха нет. Страх в том смысле, что расчёт. Вот у них задача – 300 мест в Государственной Думе. Они же чисто технологически считают. Вот им нужно 300 мест в Государственной Думе для «Единой России» для того, чтобы сохранить конституционное большинство.

Зачем конституционное большинство? Да пригодится – вдруг Конституцию снова надо будет переписать? Вдруг чего-нибудь забыли в неё вписать противное? И так далее. И всё, под это – это не страх, это расчёт. Если они видят, что их расчётам мешает падающая популярность «Единой России», принимается набор мер, который компенсирует падающую популярность. Это циничный расчёт авторитарного режима, который располагает целой колодой инструментов и манипуляций, которые позволяют ему в любом случае получить нужный результат, что бы мы ни делали.

И.Воробьёва: Сейчас вернёмся к авторитарным режимам, ещё об этом поговорим. Но когда мы обсуждали, в том числе вы упомянули меры пресечения – стало известно, что Октябрьский районный суд, это в Санкт-Петербурге, отправил под домашний арест депутата Санкт-Петербурга Максима Резника до 16 августа. Что это вообще происходит в отношении Максима Резника? Вы же знакомы с ним.

В.Рыжков: Я Максима знаю с 90-х.

И.Воробьёва: То есть, очень давно.

В.Рыжков: Да, мы с ним в прекрасных отношениях, он прекрасный человек. Я ещё помню, когда он был в партии «Яблоко» в Санкт-Петербурге, я помню их старый офис, который у них много лет был на улице Маяковского – я там был неоднократно бывал и пил чай, в том числе с Максимом Резником, с Борисом Вишневским, с Михаилом Амосовым, с Натальей Евдокимовой и другими замечательными людьми. Я могу сказать одно: под этим уголовным делом нет оснований от слова вообще. Насколько вот мы уточнили перед эфиром, он заехал к родственнику, в это время ворвались полицейские, чего-то там то ли нашли, то ли не нашли, Максим был в тот момент в гостях. Какое он отношение имеет к этому? Никакого отношения не имеет. Поэтому это абсолютно, 100%-но сфабрикованное дело, так же, как 100%-но сфабрикованным делом является дело против Дмитрия Гудкова и против его тёти. Так же, как абсолютно 100%-но незаконными являются действия против Виталия Венедиктова и других членов штаба Дмитрия Гудкова. Есть такое понятие – произвол и беззаконие. В данном случае это произвол и беззаконие. А почему домашний арест? По двум причинам. Первое – потому что вообще ничего нет, это понимает даже судья, а у нас все судьи специальные люди, но даже специальные люди понимают, что вообще ничего нет.

А во-вторых, знаете, что это мне, Ира, напоминает? Мне это напоминает польскую историю начала 80-х годов, когда Войцех Ярузельский, подавляя профсоюз «Солидарность», подавляя сопротивление, подавляя массовые протесты, он произвёл операцию, которая вошла в историю как «Интернирование». Это было как сделано: по списку, сейчас слушатели меня поправят, загуглят. Я сейчас не могу загуглить, но, по-моему, речь там шла о тысяче или полторы тысячи поляков. Руководители профсоюзов, профессора, интеллигенция – все, кто так или иначе участвовал в протестном движении польском тогда, и участвовал в организации вот этого сопротивления. И вот эта тысяча человек была интернирована. Что значит интернирована? Они были заперты по домам и поставлены под полицейскую охрану. Вот то, что сделали с Максом Резником, и, кстати, «DOXA» и ещё куча таких примеров – это фактически форма интернирования. Кстати, сегодня интернировали партию «Парнас» — для меня не чужую…

И.Воробьёва: Отозвали регистрацию.

В.Рыжков: … которую я в своё время отбил в Европейском суде по правам человека, которая тогда называлась «Республиканская партия» — это наша партия. Их тоже интернировали на несколько месяцев. Вот интернирование политических противников – то есть, лишение их возможности выступать, говорить, передвигаться, коммуницировать друг с другом, что-то вместе делать – это из практики диктатур. Поэтому я считаю Максима Резника интернированным политическим заключённым.

И.Воробьёва: Давайте поговорим о другой тактике. Раньше нам говорили, и нам казалось, что борьба идёт, пусть и по нечестным совершенно, беспредельным даже не правилам, не знаю, как назвать – против самих непосредственно политиков. Сейчас мы видим, что всё идёт в отношении родственников – у Максима Резника родственник сначала был арестован, у Дмитрия Гудкова тётя. Это что?

В.Рыжков: Да, это очень интересно, потому что это было массово распространено, понятное дело, при Сталине. Понятно, что был концентрационный лагерь «АЛЖИР» — Акмолинский лагерь жён изменников Родины. Были «члены семьи изменника Родины», «члены семьи врага народа», людей арестовывали и нередко даже расстреливали за сам факт родства, но это прекратилось абсолютно после того, как умер Сталин и был расстрелян Берия. При Никите Сергеевиче Хрущёве да, были репрессии, но они были мизерные по сравнению со сталинским временем. Напомню, что Хрущёв освободил миллионы заключённых ГУЛАГа. Да, конечно, могли и делали это, репрессировали, отправляли в психушки, были политические лагеря, были политические заключённые – Сергей Адамович Королёв и Валерия Ильинична Новодворская, и Александр Подрабинек – я много могу людей вспоминать. Но чаще всего или почти всегда не трогали семьи, и вот, например, Евгения Георгиевна Боннэр, вторая жена Андрея Дмитриевича Сахарова – да, она была сослана вместе с ним в Горький и они находились там семь лет – но до прихода к власти Черненко ни Брежнев, ни Андропов особо не препятствовали ей ездить в Москву, встречаться с иностранными журналистами, передавать частями мемуары Андрея Дмитриевича, которые он писал и так далее.

То есть, мы видим возвращение к сталинским практикам. Как, собственно говоря, фабрикация вот этих дел безумных – тоже сталинская практика, потому что мы знаем, что сталинские репрессии почти всегда строились на фабрикации, на оговоре человека, что он немецкий шпион, японский шпион, троцкист. Либо на самооговоре человека, выбитого под пытками, либо на самооговоре человека, которого шантажировали тем, что, если он не оговорит, пострадает его семья – практически в путинской России мы видим возрождение сталинских практик фабрикации дел и сталинских практик распространения репрессий на родственников. Это, конечно, чудовищно абсолютно. И мог ли я подумать, когда я с горящими глазами юный демократ-либерал, в 1987-м году вернувшийся из Советской армии, с головой нырнув в кипящий бульон нарождающегося гражданского общества и демократической политики – мог ли я себе тогда представить, что мы будем говорить в 2021-м году в студии федеральной радиостанции о возрождении сталинских практик фабрикации дел и преследования родственников? Чудовищно, вот что я могу сказать. Чудовищно.

И.Воробьёва: Но если мы посмотрим на соседнюю Беларусь – там, я так понимаю, уже в полный рост, потому что, если мы посмотрим на аресты прошлого года и даже этого года, то есть, арестовывают не только людей, которые что-то делали, но и сотрудников штаба, родственников и так далее.

В.Рыжков: Это называется простым словом «диктатура». Понимаете разницу между авторитарным режимом и диктатурой? Авторитарный режим построен на таком договоре, что мы правим, вы не лезете в политику, пьёте пиво, ходите на рыбалку, смотрите что хотите в Youtube, мы вас не трогаем – но, главное, не лезьте в политику и особо не высовывайтесь. А диктатура – гораздо более жёсткий режим, который требует лояльности, который требует моральной чистоты, который предписывает, кого любить и как любить, который предписывает, какие слова говорить, — какие не говорить, какая версия истории правильная — какая неправильная. Какая религия правильная — какая неправильная. Диктатура вторгается уже в частное пространство, диктатура хватает рэперов, брокеров, кто там у нас? Блогеров, иеговистов, активистов, сайентологов, лесбиянок…

Это уже перерастание. Всё, что мы видим – это признаки перерастания авторитаризма в диктатуру всё более открытую, всё более циничную и всё более неприкрытую, к сожалению, и это чудовищно. Ещё раз повторю, могли ли мы представить – 2021-й год, в 1991-м году августовский путч, в 1991-м году развал СССР, в 1991-м году казалось, что Россия будет постепенно становиться демократическим, светским, открытым и гуманным государством. 30 лет спустя мы оказались в диктатуре, это невероятно. Мы как бараны, простите, прошли этот круг и ударились об ту же самую ёлку, от которой вышли в 1991-м году.

И.Воробьёва: В какой момент прямая превратилась, загнулась и превратилась в этот круг?

В.Рыжков: С самого начала, когда Путин пришёл к власти, я просто хочу напомнить, что я это понял. Мне Борис Немцов говорил, что «Ты, Володь, наверное, первый это понял из всех нас». Потому что, когда он пришёл к власти весной 2000-го года, первые же его решение обозначили вектор. Я хочу напомнить, что одно из первых решений – арест Гусинского и отъём РЕН-ТВ, замечательного совершенно, свободного, абсолютно европейского класса феноменального по свободе и по красоте подачи канала.

Второй шаг был – по созданию семи Федеральных округов, и эти семь федеральных округов сейчас существуют, их стало больше, но это было прямое противоречие Конституции – потому что нельзя в федеративном государстве между федеральным центром и субъектами этой федерации, который каждый по-своему суверенен и имеет свою компетенцию, вставлять какой-то административный костыль, который вообще Конституцией не предусмотрен.

И третий шаг, против которого я уже тогда открыто выступил – это реформа Совета Федерации. Напомню, что в тот момент в нём заседали, в начале 2000-го года, всенародно избранные губернаторы и избранные народом спикеры региональных парламентов. И это были крупные фигуры самостоятельные – такие, как Россель, Тулеев и так далее. И Совет Федерации был не то, что сейчас – вообще ноль без палочки, а Совет Федерации был тогда настоящей влиятельной палатой регионов, которая имела политический вес, политический голос. Егор Строев, Егор Семёнович Строев, губернатор Орловской области, его возглавлял. Я, кстати, выступал тогда на Совете Федерации против этого закона, за что меня уже тогда начали репрессировать, в 2000-м году. И вот первые же шаги – смотрите, вертикаль, ослабление парламента, захват прессы – первые три шага Путина уже показали вектор. Вектор – поворот к авторитаризму. Уже тогда мне это было понятно.

И.Воробьёва: Кстати, одно из первых решений Путина в качестве президента…

В.Рыжков: А советский гимн?

И.Воробьёва: Сейчас-сейчас, я как раз об этом спрашиваю. По сравнению с тем, что вы говорите, это было довольно незаметно – но он восстановил табличку Андропова на здании Лубянки.

В.Рыжков: Не восстановил, а он её поместил, да, буквально в первый же день.

И.Воробьёва: Да, как раз об этом хочу спросить. Насколько символизм для Путина был тогда уже…

В.Рыжков: Очень, очень важно. Очень важно, ведь поймите, что значит: только избранный президент, только-только, который только что поклялся на Конституции, что будет свято хранить права и свободы… Вы помните клятву нашего президента – «Обязуюсь свято хранить права и свободы граждан». Он уже клялся, я запутался, 4 или 5 раз? 4 раза. Хранить права и свободы – и вдруг первый шаг, доска Андропову, который подавлял будапештское восстание в 1956-м году. Андропову, который отправлял диссидентов в психушки. Андропову, который высылал Солженицына Андропов, который участвовал в принятии решения о ссылке Андрея Дмитриевича Сахарова. Андропову, который возглавлял всемогущее КГБ, был одним из главных лоббистов решения о вводе войск в Афганистан. И вдруг вот этому человеку, почему-то этому человеку, почему-то не Солженицыну, не Сахарову, а именно Андропову огромная бронзовая мемориальная доска на Лубянке, каждый может сходить посмотреть на неё. И возвращение советского гимна. Я голосовал против этого гимна – я был один из немногих, кто голосовал против возвращения советского гимна.

Этот символизм показывал: «я хочу возвращения властного статуса КГБ, я хочу ресоветизации, я хочу вертикаль власти (7 федеральных округов), я хочу господствовать над парламентом (реформа Совета Федерации), я хочу контролировать СМИ (захват РЕН-ТВ)». Первые же 5-6 шагов – вся политическая программа. Только слепец мог тогда не увидеть, что совершается поворот.

И.Воробьёва: Сколько же слепцов тогда было, 20 лет назад?

В.Рыжков: Очень много. Не хочу их называть.

И.Воробьёва: Я тоже, честно говоря, не хочу, но они сами про себя это знают. Мы продолжим буквально через несколько минут программу «Особое мнение», у нас в гостях политик Владимир Рыжков, вы можете прислать свои вопросы по номеру +7 985 970 45 45, мы скоро вернёмся.

НОВОСТИ

И.Воробьёва: Продолжается программа «Особое мнение», политик Владимир Рыжков у нас в эфире, меня зовут Ирина Воробьёва. Я напомню, что вопросы, ваши реплики и, может быть, негодования какие-то вы можете присылать в чат трансляции в Youtube на канале «Эхо Москвы» либо по номеру…

В.Рыжков: Давайте так: негодование Воробьёвой, а реплики, пожалуйста, мне.

И.Воробьёва: Как всегда! Значит, смотрите, лайков Рыжкову насыпьте, а дизлайков – мне. Вот и померяемся. Тут в чате спрашивают – упомянули, но, действительно, не рассказали. Что случилось с партией «Парнас» сегодня?

В.Рыжков: Вот, Ира, мы начинали с того, что есть понятие «правовое государство», есть понятие «неправовое государство». Правовое государство, где во главу угла ставятся права человека и справедливость, и правосудие. Государство произвола – где ничьи права не защищены. В случае с «Парнасом» произвол в чистом виде. Я буквально пару недель назад встречался с Константином Мерзликиным, это ответственный секретарь партии «Парнас», ближайший соратник Михаила Михайловича Касьянова, мы это обсуждали. Представляешь, у них недавно был съезд, у «Парнаса». И они приняли политическую резолюцию как любая нормальная политическая партия, где выразили поддержку и солидарность политзаключённым, выразили поддержку и солидарность участникам мирных акций протеста и упомянули в этой резолюции, упомянули Алексея Навального, упомянули, по-моему, ФБК, который сейчас признан, я должен сказать в эфире, бывший иностранный агент, а ныне экстремистская организация.

И.Воробьёва: А бывший, да?

В.Рыжков: Ну я уже запутался.

И.Воробьёва: Мы всё скажем.

В.Рыжков: В общем, все, о ком мы скажем, иностранные агенты или экстремисты, заранее говорю для Роскомнадзора. И они приняли эту резолюцию – абсолютно правильную, я считаю, резолюцию. И что вы думаете, Ирина? Буквально через короткое время им пришло предостережение от МинЮста: «Уважаемая партия «Парнас», а чего это вы в своих официальных документах поминаете средь бела дня таких чертей?» И им сказали: либо убирайте из решения съезда перечень политзаключённых и организаций, либо будете наказаны. Естественно, партия отказалась, потому что по Конституции, по закону она имеет полное право выражать своё мнение, полное право распространять мнение, эта позиция политической партии абсолютно конституционна, они имеют на это право, и на основании вот этого абсурдного даже не скажу обвинения, абсурдной придирки приостановлена деятельность партии – и вряд ли случайно, что приостановили на те месяцы, когда предполагается выдвижение кандидатов, списков и участие в выборах. Поэтому это в чистом виде антиправовой, антизаконный, антиконституционный произвол против партии «Парнас», которой я выражаю свою полную и искреннюю солидарность.

И.Воробьёва: Потрясающая, конечно, история.

В.Рыжков: За простое упоминание в документе.

И.Воробьёва: Политическая партия.

В.Рыжков: Съезда политической партии.

И.Воробьёва: Я, прежде чем перейти к вопросам от слушателей и зрителей, хотела бы вернуться к нашему разговору про авторитаризм и диктатуру. Правильно ли я поняла, что, когда мы говорим про авторитаризм, все должны молчать? Лучше, чтобы все молчали. А дальше, если мы идём в худшую сторону – то лучше, чтобы все высказывали своё почтение власти. Если мы находимся сейчас, мол, чтобы лучше все молчали…

В.Рыжков: Нет, даже не так. При авторитаризме можно даже говорить, при авторитаризме можно даже возмущаться – ну мы же последние 10 лет, когда жили при авторитаризме, мы писали твитты, писали посты, писали…

И.Воробьёва: Почему в прошедшем времени? Мы продолжаем писать!

В.Рыжков: Разница в том, что мы писали и мы не были за это репрессированы. И разница диктатуры от авторитаризма в том, что авторитаризм очень много позволяет, в самом деле: в частной жизни, в публичной жизни, даже, простите, в молочении языком. Он очень многое позволяет.

И.Воробьёва: Иллюзия свободы есть.

В.Рыжков: Да, иллюзия свободы – при том, что выборы управляемые, выборы фальсифицируемые, один и тот же человек 20 лет у власти, одна и та же партия 20 лет у власти, одни и те же группировки пилят бюджет, одни и те же группировки сидят на нефти и газе. Но народу кажется – демократия, молоти, что хочешь, пиши, что хочешь. Диктатура – это когда уже за язык наказывают, когда уже за лайк наказывают, когда за ретвит. От тебя именно диктатура требует молчать, диктатура наказывает за слово, за имя – как в случае с «Парнасом», диктатура наказывает за позицию. А больше всего диктатура наказывает за самоорганизацию. Вот этот арест депутатов-земцев, разгон…

И.Воробьёва: То, что Юлия Галямина, да.

В.Рыжков: До этого подобный съезд был в Москве – в Измайлово, по-моему.

И.Воробьёва: Да, да, там всех человек арестовали.

В.Рыжков: Вот по классической политологии есть все признаки диктатуры. И один из главных признаков диктатуры: диктатура прежде всего обрушивается на горизонтальную солидарность и горизонтальное взаимодействие людей. Прежде всего диктатура разрушает самоорганизацию людей. Цель диктатуры – атомизированное общество. Цель диктатуры – общество, где каждый одинок и беззащитен. Цель диктатуры – разрушение любых НКО, ассоциаций, волонтёров, при этом диктатура может разрешать такие вот, как они называют, социально значимые НКО. Если вы просто переводите старушек через дорогу или сделаете собачью площадку, или соберёте деньги на лечение ребёнка – это всё святые вещи, но только вы не должны обсуждать политику. Ральф Дарендорф, выдающийся социолог, он различал приватные ценности и гражданские ценности. Приватные ценности – любовь, милосердие, взаимопомощь – диктатура допускает, и то до известных пределов, потому что мы видим, как подавляются религиозные организации, как подавляются сексуальные меньшинства, как подавляется свобода мнений в исторической науке сейчас с этими поправками и так далее. Но гражданские ценности в диктатуре абсолютно запрещены, вы не можете участвовать в принятии решений, вы не можете критиковать государство, вы не можете критиковать власть, вы не можете объединяться в политические организации. Гражданские ценности репрессируются, а приватные ценности – пожалуйста, пока ещё можно, но пока. В этом разница диктатуры и авторитаризма.

И.Воробьёва: После того, что мы сейчас обсудили, давайте поговорим о добровольно-принудительной вакцинации. Вот вы сторонник принудительной вакцинации?

В.Рыжков: Ира, я здесь абсолютно непоследователен.

И.Воробьёва: Я уже поняла.

В.Рыжков: Абсолютно, потому что несколько месяцев назад в этой студии, в этой программе я, будучи убеждённым демократом и либералом, выступал за свободу выбора. Это абсолютно либеральная ценность. Либерал верит в то, что человек свободен, но несёт ответственность. Если курильщик, осознавая, что курение наносит вред, наносит вред своему здоровью – он осознаёт, это его выбор, это его ответственность, правильно? Как либерал, у меня была такая позиция. Я в эфире эту позицию неоднократно излагал, я говорил: «Нет принудительной вакцинации, да добровольной вакцинации». Я как зайка – в январе первый «Спутник», 17 февраля второй «Спутник», сейчас бы с удовольствием сбегал ревакцинировался – и, может быть, в ближайшее время это сделаю, потому что я верю в науку, я верю в прививки, когда мне московская программа предлагает сделать 6 или 60 уколов – я говорю: «Ставьте все сразу, я согласен – корь, коклюш, пневмококк, гепатиты любые, грипп – я всё, я всегда…»

И.Воробьёва: Это было несколько месяцев назад.

В.Рыжков: А сейчас, когда пришёл индийский штамм и когда мы видим, что Россия за 12 месяцев потеряла полмиллиона человек, и когда мы видим очереди из «скорых», когда мы видим, что болезнь протекает тяжелее, чем в прошлом году, видим, что всё больше молодых людей, когда у меня лента Facebook и Twitter забита «Миша умер», «Петя умер», «Василий Иванович умер», «Ольга Ивановна умерла» — я, будучи либералом, говорю: «Надо что-то делать». Я, во-первых, поддерживаю меры по ограничениям с тем, чтобы не было этих фан-зон, этих массовых скоплений, этих массовых концертов, по общепиту вот вчера Собянин обсуждал, что они там придумали «бесковидные рестораны».

И.Воробьёва: Эксперимент

В.Рыжков: Эксперимент, да. Я это всё поддерживаю, потому что, Ира, вот философски две ценности в равной мере мне дорогие, свобода и жизнь. Выбор сейчас стоит между свободой и жизнью. С одной стороны, каждый из нас, даже депутат и блондинка, имеют право на свободу выбора. С другой стороны, если бы мы жили каждый в своей пещере и не угрожали другим людям – ради бога, заражайся, помирай и так далее. Но мы же отвечаем не только за себя, не только за своих родных и близких, но и за не знакомых нам людей в метро, за не знакомых нам людей в магазине, мы руками берёмся за ту же тележку, за которую берутся другие люди. И здесь уже моя свобода сталкивается с ценностью жизни другого человека. Алексей Венедиктов правильный интересный написал кейс, решение Верховного суда США, 1905 год, а Верховный суд США – аналог нашего Конституционного суда, там 9 судей, они обсуждали вопрос. Там один мужик написал, американец, говорит, не хочу делать прививку от кори. А вот конституция мне даёт право не делать прививку от кори. И Верховный суд США, 1905-й год, рассмотрев все возможные доводы «за» и «против», пришёл к интересному выводу. Он сказал, что если речь идёт об общественном здоровье, если речь идёт о жизни, то ограничения свободы допустимы, но не в интересах партии «Единая Россия», не в интересах сохранения Путина у власти после 2024-го года, ограничения допустимы в интересах сохранения общественного здоровья. И в этом отношении мне кажется, что вот эти меры, пока не тотальные – пока речь идёт о 60% работников, бюджетники…

И.Воробьёва: Добровольно-принудительно, давайте будет это так называть.

В.Рыжков: Я против, но я поддерживаю. Вы можете смеяться, но я же попытался объяснить.

И.Воробьёва: Я против, но я поддерживаю.

В.Рыжков: Да, я против как либерал, потому что считаю, что люди должны свободно и ответственно, как я, например, вакцинироваться. А если они не хотят вакцинироваться, они подвергают риску жизни миллионов людей вокруг себя. То есть, на кону стоит жизнь. Жизнь важнее, чем свобода в данном случае, свобода выбора вакцинироваться или нет. Поэтому я против в данном случае, но я поддерживаю.

И.Воробьёва: Класс.

В.Рыжков: Ещё раз повторю, есть шкала ценностей: жизнь, свобода, не знаю, счастье, свобода передвижения.

И.Воробьёва: Где-то там безопасность.

В.Рыжков: Безопасность, но для меня она, если в стране нет гражданской войны – это не главная ценность, это для начальников наших главная ценность. Жизнь и свобода – две высшие ценности. И если свобода в случае с вакциной подвергает угрозе жизнь – то, как сказал Верховный суд США больше ста лет назад, иногда на некоторые периоды – там была, по-моему, то ли корь, то ли оспа. В 1905-м году они, по-моему, по оспе было решение.

И.Воробьёва: По оспе была принудительная вакцинация.

В.Рыжков: Потому что оспа могла убить десятки миллионов человек. Ковид уже полмиллиона убил, и, если мы сейчас что-то не предпримем, он в этом году убьёт ещё полмиллиона, а может, и больше. Поэтому я спрашиваю наших радиослушателей, вы хотите, чтобы миллион-полтора граждан России ушли только потому, что мы не предприняли мер? Я не хочу.

И.Воробьёва: Это было особое мнение политика Владимира Рыжкова. Я напомню, что, если вы пропустили, можете посмотреть и послушать в Youtube или у нас на сайте. Спасибо!

В.Рыжков: Спасибо огромное.

Метки: , , , , , , , ,

Оставить комментарий!

Вы можете использовать эти теги:
<a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>