СМЕНА ВЕКТОРА РОССИЙСКОЙ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ ИЛИ «ПОВОРОТ НА ВОСТОК»
Михаил Маргелов
Российский Совет по международным делам
«Новая восточная политика» России необходима безотлагательно
Возникшая в России полемика по поводу нового мироустройства, разрыва с Западом и поворота на Восток, вызванная известными обстоятельствами, в настоящее время уточняется и приобретает более конкретные формы. Очевидно, что смена миропорядка пока не состоялась. В мире пока не произошли события, способные единовременно перечеркнуть все ранее сформированные принципы международного устройства и тем более ввести новые всеобъемлющие «международные правила». Происходит комплексное смещение соотношения сил между основными «центрами принятия решений» современного мира. Процесс не только длительный, но и непрерывный, который занял уже несколько десятилетий. Сложится ли в результате качественно новый миропорядок, каким он будет, как будет развиваться неизбежная конкуренция между мировыми «центрами силы» — это и есть главный вопрос прогнозирования «реальности современной эпохи».
Россия не вписалась (и здесь нет ничего оскорбительного для страны) в то мироустройство, где главным архитектором выступает коллективный западный «центр силы», замыкающийся на США. Повод здесь очевиден — ситуация вокруг Украины. Как здесь не вспомнить пророчества наставника всех американских лидеров последних десятилетий Збигнева Бжезинского: Россия с Украиной — это, дескать, империя, а без Украины — это уже не империя. Кризис в отношениях с Западом не означает «вычеркивания» или «закрытия» Запада для российской внешней политики как возможного партнера если и не для сотрудничества, то для диалога. Поворот России в сторону «не-Запада» не следует воспринимать как тотальное отторжение «коллективного Запада» (а именно так изначально и воспринималась приоритетная задача российской внешней политики многими аналитиками, не вовлеченными во «внешнеполитическую практику» непосредственно). В той или иной части «западный вектор» для России сохраняется, напоминая в некоторых чертах ситуацию времен «холодной войны». Главное здесь — Россия и США сохраняют между собой глобальный паритет в военно-стратегической области и прежде всего — в сфере ракетно-ядерных потенциалов. Вряд ли кто-то будет способен подключиться к этому «дуэту» в обозримой перспективе в качестве равноценного участника, превратив «дуэт» в «трио» или «квартет». Нынешний «дуэт» продолжает удерживать на себе глобальную стабильность. Эта роль ядерно-стратегического «предохранителя» оказалась не забытой как Москвой, так и Вашингтоном, явив проблеск реализма на общем сумрачно-хаотичном фоне российско-американских отношений. Недаром он вновь заставляет беспокоиться Европу, всегда подозрительную в отношении контактов России и США по ядерному досье.
Вся повестка отношений России с «коллективным Западом», если не принимать в расчет вышеупомянутый военно-стратегический элемент, рухнула в одночасье. Провалилась прежняя концепция России отношений с западной системой мироустройства, которая выстраивалась десятилетиями как доминирующая линия нашей внешней политики. Платформа ООН себя не оправдала как основа для работы над созданием системы европейской безопасности, единого гуманитарного и правового пространства Большой Европы. Усилия на этих направлениях отняли немало сил и времени, которые могли бы быть использованы, например, для укрепления широкой системы глобальной мировой безопасности на базе той же ООН. Россия не стала частью западноцентричного мира экономики, торговли и финансов. Некогда декларируемые общие исторические корни и ценности, лежащие как в основе «коллективного Запада», так и России, сегодня прокляты и забыты. Со стороны российского МИД недавно прозвучали весьма решительные и откровенные заявления по поводу восприятия европейской безопасности. Их смысл сводится к тому, что ее основа, включая не только принципы, но и структуры и наше участие в них, более не актуальны для России. Это звучало, как своего рода «прощание с багажом прошлого». Тем не менее это стало шагом вперед в дискуссии вокруг выстроенной ранее системы европейской безопасности. Ранее в России надеялись, что «коллективный Запад», особенно его «европейская составляющая», вскоре опомнится, поймет ущерб, который он причинил делу европейской стабильности, и вновь будет готов возобновить диалог на тех же самых принципах «общеевропейского дома» и в тех же самых форматах отношений с ОБСЕ, Советом Европы и НАТО. Надежды не сбылись. Сегодня новая повестка дня российской внешней политики на Западе не формулируется. Такое впечатление, что мы двигаемся на ощупь, огибая развалины из прежних, казавшихся ранее незыблемыми, понятий и принципов сосуществования с Западом «от Атлантики до Урала».
Теперь о «повороте на Восток». Общее настроение в наших политических и экспертных кругах скорее оптимистическое. «Не-Запад» уже получил с легкой руки российских политологов наименование «мирового большинства», в котором (а то и во главе которого) и мыслится место России. Утверждается также, что это самое «мировое большинство» в нас и наших идеях всемирного переустройства и в конкретных бизнес-проектах. Пока это — общие надежды. «Дорожной карты» нашего движения на Восток нет, и даже контуры не очерчены. И это несмотря на все разнообразие наших двусторонних связей с отдельно взятыми восточными странами. У нас, если не считать постсоветские государства ОДКБ, не существует с «мировым большинством» таких форматов военно-стратегических союзнических отношений, которые позволяли бы рассчитывать на формирование систем военной безопасности. Нет и систем экономических отношений, нет устоявшихся отлаженных торговых цепочек, позволяющих получать передовые технологии, создавать совместные валютные и платежные системы, максимально использовать и монетизировать наш экономический (в первую очередь, сырьевой) потенциал. Все это придется создавать практически с чистого листа. Почти 20 лет назад автор этих строк уже имел возможность обратить внимание на это обстоятельство и призвать к разработке «новой восточной политики» для России, имея в виду создание комплексной системы взаимосвязанных взглядов на цели и пути их достижения в Евразии, Африке и Латинской Америке. Но это был «глас вопиющего в пустыне» — все были слишком увлечены процессом конструирования стратегических альянсов с «коллективным Западом» вообще и Евросоюзом, в особенности.
Сегодня, как и тогда нам нужна «новая восточная политика». Нужна, прежде всего, потому что мы не можем продвигаться на Восток только с общими декларациями о созидании силами «не-Запада» более справедливого и равноправного миропорядка. И сколь бы важны ни были заявления, но от России ждут большего. Отдельные торгово-экономические проекты, пусть порой и весьма масштабные, комплексной картины российской политики на восточном направлении не формируют. Точно так же, как и китайский мегапроект «Один пояс, один путь» не создает целостной картины политики Китая в отношении участвующих в нем государств. «Не-Запад» ожидает от России реальной содержательной политической концепции отношений, особенно если мы претендуем на создание нового миропорядка, альтернативного существующему. Нам важно предложить потенциальным партнерам четкие перспективы нашего совместного развития, основные направления приложения наших сил и возможностей. Восток хочет понять, что же на практике означает наш декларативный поворот в его сторону. И здесь необходимо иметь ответ на вопрос — а чего, собственно, мы сами хотим? Нового военного союзничества? Альтернативной валютно-финансовой системы и экономической интеграции? Формирования нового «суперцентра силы», который был бы способен обеспечить глобальный прогресс, новый стандарт мироустройства и международных отношений? Только имея четкие ответы на все эти вопросы можно рассчитывать на то, что российский «поворот на Восток» окажется результативным. Пока же такой ясной политической программы нет, вряд ли стоит торопиться с оптимистическими прогнозами по поводу нашего зримого движения вперед. Впопыхах вброшенные на это направление ресурсы могут попросту не окупиться точно так же, как это произошло ранее «на западном направлении». Любая шаткая конструкция, сотканная из общих надежд, рискует надломиться не окрепнув.
Не стоит недооценивать трудности на пути нашего «поворота на Восток». Настроения «мирового большинства» в отношении России — отнюдь не всегда позитивная константа. Голосования последнего времени по чувствительным для России темам в Совбезе и на Генассамблее ООН — наглядное тому свидетельство. Итоги последней «двадцатки», хотя и воспринятые у нас в целом как политически сдержанные, так же не снимают озабоченностей относительно неоднозначного отношения к России. Потенциальные партнеры из «мирового большинства» живут собственными интересами, не обязательно совпадающими с российскими, как бы о том ни мечтали некоторые отечественные эксперты.
«Не-Запад» — более сложная конструкция, чем Запад. Последний — моноцентричен. Там многое предопределено доминирующей ролью США, пусть и с некоторыми известными европейскими акцентами и нюансами. Восток же, как известно, «дело тонкое», ибо сам по себе внутренне многополярен, разнороден и фрагментарен. Он требует пристального внимания к правильному учету разноплановых интересов различающихся между собой регионов, стран и локальных «центров силы», которые могут в перспективе претендовать на превращение в глобальные. Там, за поворотом на Восток нас подстерегает Запад. Острая международная конкуренция за привлекательный для «мирового большинства» проект нового мироустройства еще предстоит, и к ней необходимо быть готовыми.
В «движении на Восток» у России есть бесспорное конкурентное преимущество перед «коллективным Западом». Речь об опыте СССР, основанном на борьбе с колониальной зависимостью Востока от Запада. Советская «восточная политика», основанная на идее избавления от колониализма и преодоления его наследия, была сильно идеологизирована, строилась на основе коммунистического интернационализма и антиимпериализме. Тем не менее эта политика способствовала упрочению позиций Советского Союза во многих странах Азии, Африки и Латинской Америки, где до сих пор многие с благодарностью вспоминают времена реализации советских проектов. Но с тех пор прошли десятилетия. В этих странах сложились новые социально-экономические реалии, сменились политически и экономически активные поколения, усилилась международная взаимозависимость, принципиально изменился доступ к информации во всех областях. Именно через фильтры этой новой реальности и новых поколений и пройдет ответ на вопрос о том, приемлема ли идея борьбы с неоколониализмом в качестве цементирующей идеи российской внешней политики для «не-Запада».
Наш «поворот на Восток», как и двадцать лет назад, требует выверенной и четко сформулированной стратегии и тактики. «Новая восточная политика» России необходима безотлагательно. В противном случае риски неверного целеполагания или его отсутствия, возможной пробуксовки с очередной потерей времени и средств — очевидны.
