Дмитрий Орешкин

| Огонёк

Парламент ввел новации в избирательный закон: вернулись одномандатники, откорректированы нормативы по допуску к выборам партийных новичков, введены жесткие пороговые значения для допустимых огрехов в подписных листах. Однако эксперты убеждены, что самое важное еще впереди — это нарезка округов.

Чтобы понять логику новаций в избирательном законодательстве, надо оценить другую логику — формирования элитного консенсуса. И тогда все нововведения будут выглядеть не просто очевидно, а очевидно абсолютно. Итак…

В конце 1990-х сформировался новый политический класс бюрнес — симбиоз бюрократии и бизнеса. Сначала он был больше ориентирован на бизнес. Ему требовался твердый конвертируемый рубль, который есть смысл зарабатывать и инвестировать. Требовались рыночные свободы, открытые границы и даже конкуренция — для освоения свободных рыночных ниш.

Бюрнес стал основой «консенсуса элит»: новое поколение номенклатуры быстро сообразило, что, оседлав рыночные процессы, можно жить гораздо богаче и заковыристей. Альтернативы, боюсь, не было: многомиллионная рать молодых, крепких и хорошо мотивированных граждан из государственных органов должна была либо удовлетворить свои немалые аппетиты, либо превратиться в системный тормоз рыночных реформ. Страна нащупала баланс интересов ключевых групп влияния и дружно двинулась по пути экономического роста. Логика процесса ясна: бизнес заинтересован в социальном мире и в поддержке бюрократии, чтобы она ему не мешала зарабатывать. Бюрократия в ответ заинтересована в рыночной экономике, с которой можно состричь гораздо больше личной и государственной шерсти. Со временем система закономерно эволюционировала в сторону усиления бюрократизации, откаты и чиновная рента росли. Результат налицо: самые богатые и обильные числом имения на Рублевке принадлежат вовсе не бизнесменам, а чиновникам.

В принципе, ничего нового; сто раз цитировались слова Маркса о государстве, которое есть частная собственность бюрократии. Народонаселение, впрочем, тоже не жаловалось: личные доходы от реформированной экономики, которая, несмотря на полурыночную природу, все же была несравненно лучше советской, исправно росли. Товарное изобилие, отдых в Турции, для самой активной части возможность зарабатывать и тратить настоящие, не деревянные рубли. Здесь тоже налицо баланс интересов.

Оказалось, что все это — до поры. Сегодня сырьевая конъюнктура неважная, хозяйство чиркает килем по дну, новых инвестиций и рыночных ниш не видно. Бизнес чувствует сужение перспектив, начальники вместо шерсти сдирают уже седьмую шкуру, обозначилась неприятная тенденция — полегоньку прятать деньги за бугор. Элитный консенсус, словом, потрескивает, а трудящиеся, особенно в продвинутых городских агломерациях, демонстрируют невосторженный образ мыслей.

В.И. Ленин тут непременно отметил бы архиважную вещь: бюрнес из класса прогрессивного превращается в класс ретроградный, сдерживающий развитие. Сами бюрнесмены так не думают, но настроения, безусловно, ощущают. Отсюда предельно понятны законодательные инициативы, которые мы наблюдаем, их смысл — сберечь руководящие кресла. В первую очередь это касается законов о выборах — основного механизма доступа к власти.

Лет десять назад федеральные и региональные элиты нашли общий интерес в освоении бюрократических ниш и в их защите от покушений проигравшей советской номенклатурной группы. Как раз на этой волне возникла партия «Единая Россия» — после серьезной электоральной схватки 1999 года между партией старых региональных начальников «Отечество — вся Россия» и партией новых кремлевских выдвиженцев «Единство». Их последующему объединению помогло сознание угрозы реванша со стороны партии совсем ископаемых начальников — КПРФ.

Избирательное законодательство отражало эти глубинные процессы в полной мере: Центр технически не мог контролировать выборы во всех 225 одномандатных округах, поэтому было принято рациональное решение — перевести выборы целиком на партийные списки, и с этим регионалы согласились. Так возник профсоюз центрального и регионального бюрнеса, который оказался весьма удачным с точки зрения равновесия между Центром и провинциями в целях обеспечения цельности государства. Старые номенклатурщики в лице коммунистов были оттеснены на обочину и, по зрелом размышлении, тоже решили согласиться на дозволенное присутствие в буржуазном парламенте: голод — не тетка. Правилами игры им разрешалось сохранять непримиримое выражение лица и бесстрашно клеймить антинародный режим.

Но время шло, рост экономики замедлялся, а популярность «Единой России» пошла на спад. Далеко не глупым людям из бюрнеса стало ясно, что в полете к властным высотам этот партийный бренд уже не крылья за спиной, а скорее жернов на шее. И тогда возникла нужда в очередной коррекции избирательного законодательства: элитные товарищи, раскинув умом, решили, что надежнее будет предложить себя взволнованным избирателям не в обезличенных партсписках, а в качестве независимых депутатов. Эволюцию этого маневра мы нынче и наблюдаем.

У членов профсоюза логика проста: солидный человек со связями в округе, при поддержке бизнеса, административного ресурса, силовиков и медиа заведомо имеет больше шансов, чем любой оппозиционный самозванец. А преимущество выборов по одномандатному округу еще и в том, что победитель только один, ему достаточно всего лишь относительного большинства. Пусть хоть 15 процентов — при условии, что у остальных не более 14. Разве какой-нибудь условный Кобзон (бюрнес любит прикрываться именитыми персонажами) не наберет 15-20 процентов по округу?

Дальше дело техники. Региональные парламенты сами решают, сколько мандатов будет по партийным спискам и сколько в одномандатных округах. Москва вот предпочла для себя полностью окружные выборы. Это тоже понятно: для членов столичного профсоюза начальников не проблема подобрать 45 известных и уважаемых людей для 45 округов. В то время как для оппозиционной голытьбы нелегко найти даже двух-трех. Ну-ка, навскидку, сколько более или менее серьезных игроков может предложить то же «Яблоко»? Митрохин. Может быть, Бунимович. Кого еще вспомните? С Навальным и того проще: сам он, будучи под условным сроком, выдвигаться не может, а кого из его команды вы можете назвать?

С Государственной думой бояре решили жить по старине: 225 мест по спискам, 225 по округам. Но и тут риск столкнуться по итогам грядущих выборов с сюрпризами невелик: по принятому новому закону самовыдвиженец для регистрации должен собрать 3 процента подписей от общего числа избирателей в округе. В первом чтении была другая цифра — 0,5 процента. Ко второму чтению ее увеличили вшестеро. И это понятно: кому охота видеть лишних конкурентов на своей поляне? Идея депутата Д. Гудкова повысить допустимое число брака в подписях прозвучала, но, естественно, не прошла: ошибок должно быть не более 5 процентов. А оценивать качество подписных листов будут члены того же самого профсоюза.

К тому же не стали ограничивать и другие испытанные механизмы — досрочное голосование, голосование на предприятиях с «непрерывным производственным циклом». И как тут не вспомнить, что на прошлых выборах, например, непрерывный производственный цикл где только не обнаружился — и в торговых сетях «Рио» и «Техносила», и на пищеблоке Московского государственного университета. Примеров такой экзотики — десятки…

Но самое занятное нас ожидает в таком неброском деле, как нарезка избирательных округов. Знаете ли вы наши избирательные округа? Нет, вы не знаете наших округов! Газета «Коммерсантъ» на прошлой неделе опубликовала историю «лепестковой» нарезки округов в Тульской области. Просто, как все гениальное.

Вводная известна: города с их грамотным и самостоятельным населением, большим числом наблюдателей и менее зависимыми членами избирательных комиссий — проблема для номенклатуры, заинтересованной в «управляемом голосовании». Поэтому умные головы в Тульской электоральной администрации вместо того, чтобы формировать обычные городские округа, придумали разделить Тулу на мелкие кусочки и каждый слить с обширными сельскими территориями по соседству, которые всегда голосуют лояльно к власти. Чтобы в каждом из новых округов было по чуть-чуть от злого города и много-много от доброго села.

Превращение Тулы из компактного городского пространства в электоральный цветочек, простирающий лепестки далеко в сельский пейзаж, местные начальники изящно объяснили стремлением наконец-то реализовать вековую мечту русского народа о стирании грани между городом и деревней. Раньше все как-то руки не доходили, а вот сейчас — наконец-то.

Авторы идеи очень горды находкой. По наивности не зная, что всего лишь скопировали практику электорального жульничества, более 200 лет назад реализованного в США. Тогда губернатор штата Массачусетс Элбридж Джерри догадался так нарезать округа, чтобы в центре их было поменьше, а вдоль периферии, где он рассчитывал на преимущество, побольше. В результате вдоль границ штата вытянулась полоса «правильных» округов, полукольцом сжимавшая центр. Противники губернатора сразу обозвали это несимпатичное новообразование «саламандрой Джерри». Так родился международный термин для обозначения манипуляций с предвзятым формированием избирательных округов: джерримандеринг. В Америке тогда случился скандал и длительные судебные процессы, по итогам которых практику нарезки округов из рук регионального начальства (и связанных с ним региональных судов) было решено передать в сферу ответственности судов федерального уровня, менее зависимых от губернаторских прихотей.

Сообразительные потомки тульского Левши вряд ли знают, что и на просторах любезного Отечества приоритет в разведении «саламандры» тоже принадлежит не им. Вплоть до 2003 года в столице Башкортостана — Уфе, в самом ее центре, существовал Октябрьский избирательный округ. В свое время там баллотировался и побеждал оппозиционный к республиканским властям депутат А. Аринин, умеренный демократ, один из лидеров партии ПРЕС. В конце концов президенту Муртазе Рахимову это надоело. Сначала был снят с выборов сам депутат, а потом для верности перекроили и «нехороший» округ. Его, точно как ныне в Туле, расчленили на четыре куска и каждую часть по отдельности выдали замуж за изрядный кусок башкирской глубинки. Поскольку округ был в самом центре Уфы, пришлось для соблюдения формальной цельности электоральных территорий протянуть тоненькие полоски через городские кварталы на волю, в пампасы. Лепестки тогда вышли диво как хороши, на зависть тульским. Вроде лопухов: изящный стебелек в центре города и здоровенный лапоть на сельском приволье. И сразу в Уфе настал полный и окончательный электоральный порядок, каковым республиканская столица наслаждается и по сей день. Кичливых горожан растворили в смиренном деревенском электорате считай без следа.

Дальнейший прогресс в изобретениях подобного рода был остановлен отменой одномандатных округов. Но вот они вернулись. Ровно по той же необходимости, из-за которой в свое время ушли: чтобы помочь избраться правильным людям. Значит, много еще открытий чудных подарит нам фантазия мастеров филигранной резьбы по территориям.