Максим Трудолюбов

| Ведомости

В последнее время ощущение перевернутости усилилось. Частное и публичное на глазах меняются местами

Стоит хорошо помнить обо всем том, чего российское общество было искусственно лишено в силу особенностей нашей истории. Советский Союз был экспериментом по ускоренному и управляемому общественному развитию. Наши деды и прадеды пережили нечто вроде контролируемого социального взрыва. Руководящая и направляющая сила, коммунистическая партия, на протяжении жизни всего лишь одного поколения (например, мой дед был типичным представителем этого поколения) превратила общество из аграрного в индустриализованное и городское.

Результаты пережитого эксперимента, ставшие ощутимой реальностью в годы развитого социализма и постсоветское время, в чем-то похожи на развитый мир. Грамотность стала почти поголовной, образование и медицина стали доступнее, чем когда-либо в российской истории. Мы получили городское образованное население. А в силу резко сократившихся размеров семей имеем демографическую структуру, в чем-то напоминающую богатое европейское общество — за вычетом высокой продолжительности жизни. Отказ от плановой экономики и переход в начале 1990-х к неконтролируемому рынку добавили в эту смесь дикий капитализм. Благодаря капитализму советское почти эгалитарное общество расслоилось: проигравших стало много, выигравших — сравнительно немного. Появились богатые, но одновременно начал развиваться общественный слой, напоминающий средний класс. Небольшая часть общества — возможно, около 10% — стала частью большого мира благодаря путешествиям, образованию и контактам с коллегами из-за рубежа.

Наша современность внешне очень похожа на современность в странах богатого мира — те же предметы, та же техника, та же одежда. Сегодня это очевидно, как никогда. Но сходство это внешнее. Нашей современности, полученной в пробирке советского эксперимента и горниле постсоветского капитализма, чего-то не хватает.

Не хватает того, что отметалось в процессе строительства, а потом и в годы дикого капитализма. Общественным процессам и в СССР, и в постсоветской России не хватало добровольности, естественности и органичности. Переток населения из деревни в город — естественный процесс, через который проходят все общества. Но у нас он был проведен силой. Руководители эксперимента изымали из своей формулы все, что им казалось лишним или вредным.

Лишнее и вредное — это защита прав, в том числе права собственности, и представительство частных интересов на общественном уровне. Это значимое отсутствие — зияющая пустота, которая и есть главное отличие российского общественного устройства от западных аналогов.

В последнее время ощущение перевернутости усилилось. Частное и публичное меняются местами. То, что должно оставаться внутренним делом, например религиозная вера и сексуальная ориентация, выносится на поверхность и становится предметом регулирования. На публике люди чуть ли не кричат о своей религиозности. А то, что должно быть делом публичным, — выбор людей на высшие должности в государственной системе, обсуждение стратегии развития всей страны — скрывается и является, по сути, частным делом некоторой группы людей.